В нынешнем мире, обстановка в котором все больше определяется соперничеством великих держав, углубление связей между Москвой и Пекином в последние годы стало одной из самых заметных тенденций мировой политики. Тем не менее, по мере того, как пандемия коронавируса охватывала все новые страны мира, возникли две противоречащие друг другу точки зрения по поводу состояния китайско-российских отношений.
Первая из них состоит в том, что пандемия приведет к усилению влияния Китая в Евразии. Такие факторы как сохранение западных санкций, инвестиции, исходящие от государственной экономики Китая и дальнейшая акселерация соперничества между великими державами, предположительно, приведут к тому, что Россия и Центральная Азия продолжат дрейф в орбиту влияния Пекина. Даже в сфере технологий, где Москва традиционно оставалась весьма чувствительной к сохранению своего суверенитета, Кремль в последнее время демонстрирует открытость, предоставляя компании Huawei играть ведущую роль в создании сетей 5G. Это наводит на мысль о том, что «Pax Sinica» (китайский век) в сердце Евразии может выйти за пределы геополитики и экономики, распространившись в том числе и на цифровую сферу.
Сторонники другого мнения отмечают, что Москва, стремясь сохранить статус независимой великой державы и восстановить равновесие в своей внешней политике, начала несколько дистанцироваться от Пекина. Они утверждают, что чрезмерная зависимость от Китая в контексте китайско-американской «холодной войны» угрожает превратить Россию в «младшего партнера» в отношениях с Пекином. В качестве аргумента они приводят недавнее решение Москвы пропустить очередной диалог на уровне министров по инициативе «Один пояс, один путь» под председательством министра иностранных дел Китая Ван И, направив туда вместо Сергея Лаврова представителя посольства.
Обе точки зрения содержат элементы истины. Утверждения о том, что растущая экономическая зависимость от Китая приведет к «вассализации» России, вероятно, преувеличены. Тем не менее, учитывая растущую мощь Китая и сохраняющуюся напряженность в отношениях между Россией и Западом, у Москвы действительно не остается иного выбора, кроме как сориентировать свой внешнеполитический курс на сближение с Пекином. Этот факт должен учитываться Европой при выработке тактики взаимодействия с Москвой, если она хочет сыграть конструктивную роль в стабилизации глобального порядка в нынешний переходный период.
Москву и Пекин сближает схожее мировоззрение. Обе страны отвергают односторонние действия Запада по формированию архитектуры региональной безопасности – от интервенции в Югославии и Ливии до вмешательства в дела «буферных государств», таких как Грузия и Украина. Объявленный Москвой «разворот к Востоку» продиктован, помимо прочего, динамикой роста азиатских экономик на фоне относительного упадка и моральной деградации Запада.
В то же время, это сближение происходит в основном по «негативным» направлениям. Обе страны выступают против американской гегемонии, но не предлагают всеобъемлющего комплекса альтернативных принципов мирового порядка. Таким образом, усилия Москвы по укреплению связей с Китаем в первую очередь, вероятно, направлены на обеспечение «стратегического тыла» в ее противостоянии с Западом. Тем не менее, евразийский вектор внешней политики России содержит некоторые элементы хеджирования, поскольку Москва хочет диверсифицировать свое экономическое и политическое партнерство, чтобы не допустить чрезмерной зависимости от Пекина.
В то время как стремление России к «полицентричному» мировому порядку направлено на восстановление ее статуса великой державы как самоцель, Китай мало заботит глобальное распределение власти, пока оно не влияет на его способность продвигать свои национальные интересы, такие как стимулирование экономического роста, а также укрепление стабильности режима и регионального влияния.
Резкое ухудшение отношения Китая с западными странами после начала пандемии в определенной степени изменило динамику зависимости в китайско-российских отношениях. В отличие от 2014 года, когда Россия оказалась под ударом из-за последствий украинских событий, теперь Пекин оказался в зависимости от хороших отношений с Россией на фоне нового международного контекста, который, похоже, становится все более неблагоприятным для китайских интересов.
Европейские русофилы, возможно, воспринимают это как доказательство возможности успешного применения тактики Киссинджера в обратном направлении, то есть вовлечения России в антикитайский альянс. Однако, эти надежды являются необоснованными. Дело в том, что Москва больше не считает Запад надежным партнером, поскольку ее стремление к «равным отношениям» в начале тысячелетия было отвергнуто евроатлантическими институтами, что фактически привело к исключению России из экономической и политической системы Запада, а также его архитектуры безопасности.
В то же время, ястребы, то есть сторонники жесткой линии в отношении России, которые боятся возврата к ялтинскому миропорядку, основанному на сферах влияния, также далеки от истины. Несмотря на все значение великих держав, в современном мире глобальная повестка более не определяется только ими.
Более того, стремление России к плюралистическому и полицентричному мировому порядку, примером которого является ее антигегемонистская концепция «Великой Евразии», свидетельствует об обратном. В этом смысле прием «Киссинджер наоборот» стал невозможным не только из-за стратегического провала Запада, оттолкнувшего Россию, но и из-за его успехов в построении глобализированного мира, где малые страны получают право голоса.
Это не является аргументом против продолжения взаимодействия с Россией, а скорее реалистичной оценкой того, чего можно достичь в этом направлении. Партнерство с Пекином сейчас, пожалуй, столь же важно для Москвы, как и отношения с Вашингтоном, с точки зрения сохранения статуса великой державы. По крайней мере, в этом смысле евразийский вектор внешней политики России приобрел самостоятельное значение, что накладывает определенные ограничения на любые попытки Европы убедить Москву в том, что ее естественным союзником является именно Запад.
Как бы то ни было, Брюссель не должен приходить к выводу о необходимости занимать оборонительную позицию и всеми средствами защищать европейские нормы, ценности и институты от набирающего мощь евразийского гиганта. И Европейский Союз и Россия заинтересованы в том, чтобы избежать формирования биполярного миропорядка вокруг соперничества между США и Китаем, который уменьшил бы международно-политическое и геоэкономическое влияние Брюсселя, одновременно подорвав статус великой державы, столь важный для Москвы. Хотя русские могут не согласиться с формой европейской системы безопасности в обозримом будущем, это не должно исключать мер укрепления доверия и сотрудничества в тех сферах, где их интересы пересекаются.
Таким образом, Евросоюз должен предложить России сотрудничество на основе их общей приверженности многополярному мировому порядку, основанному на независимости государств и региональных блоков, что является ключевым европейским принципом, и отказаться следовать логике «сдерживания», несовместимой с принципами китайско-российского стратегического партнерства.
Такой подход усилил бы международные условия, поддерживающие европейский суверенитет, и в то же время он укрепил бы внешнюю политику ЕС за счет создания панъевразийской стратегии, которая заменила бы нынешние отдельные руководящие принципы взаимодействия с Москвой и Пекином. Франция, инициировавшая возобновление взаимодействия с Россией и натолкнувшаяся на сопротивление других членов Евросоюза, может использовать эту возможность для повышения уровня доверия к своим идеям в Центральной и Восточной Европе. Она могла бы выдвинуть компромиссное предложение, суть которого заключается в сотрудничестве с Россией на внешнем уровне в сочетании с защитой прав малых государств и противодействии сферам влияния на внутриевропейском уровне.
Такой шаг, направленный на повышение консенсуса между членами ЕС помог бы Европе постепенно выйти за пределы «Комиссии по геополитике» и двинуться в направлении реальной европейской геополитики.
http://mixednews.ru/archives/162783
|
